Как помочь ребенку справиться с нарушениями речи — все самое интересное на ПостНауке
05 марта 2024, 07:09
Выбор романтических партнеров в реальной жизни обычно связан с большой совокупностью факторов, и далеко не все из них рациональны. Эта иррациональность отражается в устойчивых выражениях — вроде "любовь зла…"; часто работают дезадаптивные схемы — когда мы повторяем раз за разом паттерн "неудачного" выбора партнера. Но довольно давно исследователи стали фиксировать, что во всем мире отношения конструируются уже не в реальности: последние 5-10 лет мы общаемся в социальных сетях, в приложениях для знакомств и в мессенджерах. Как этот фактор отразился на романтических отношениях и к чему он приведет, ПостНаука разобралась вместе с культурологом Оксаной Мороз.

Этот материал — часть гида "Подростковый возраст: взросление, секс, любовь", который мы реализуем при поддержке ЮНЕСКО.

В мире рационального

Мэтчинговые инструменты, рекомендательные системы и самообучающиеся алгоритмы — уже давно обыденная опция большинства социальных сетей и приложений для знакомств. При этом почти каждый пользователь интернета ежедневно посещает или Facebook, или Instagram, или Telegram, или любую другую платформу социальной коммуникации — в 2021 году соцсетями пользуется 67,8% населения России, — и уже никто не замыкается на электронной почте или посещении обычных веб-сайтов. Обмен комментариями, публикация записей, общение — основа сегодняшней сетевой активности.

Однако круг вероятных знакомств в такой системе очень специфичен. Рекомендательным системам в сети легко назначить только конкретные значения самоописания или описания потенциальных партнеров: это могут быть параметры от чисто внешних до каких-то формальных, связанных с образованием, с карьерными траекториями, вероисповеданием, возрастом, местом проживания, и нечто более сложное, вроде сексуальных предпочтений — при этом из этих критериев практически исключается возможность чего-либо случайного, поскольку работа алгоритмов основана на математических моделях. Это очень рационализирует наш выбор уже сегодня, а по мере совершенствования алгоритмов может произойти окончательное делегирование машине и самих критериев выбора. 

У этой тенденции есть несколько следствий. Во-первых, поиск оказывается сужен: благодаря машинам мы начинаем знакомиться с теми, кто находится уже в нашем кругу или с теми, кого в этом кругу мы ожидаем увидеть; происходит все меньше случайных знакомств — ситуаций, когда мы встречаем какого-то "неожиданного" и необъяснимым образом очень привлекательного для нас. Во-вторых, само пространство любовной и интимной жизни становится связанным с автоматизацией: уже сейчас почти никто не знакомится в транспорте или в магазине, — такой шаг вызывает недоверие и недоумение у тех, с кем хотят завязать контакт. 

Таким образом цифровизация вовсе не расширяет пространство для поиска, как может показаться на первый взгляд: ведь если мы заранее задаем параметры, — значит, мы ищем тех, кто уже укладывается в наши представления. И такая картина выглядит скорее негативно потому, что зона чувственности в очень большой степени не рационализируема: как только происходит эта рационализация, теряется элемент интриги и неожиданности. А эти факторы, по крайней мере, в эмансипированных обществах, важны для личных отношений. 

Кроме того, дальнейшая рационализация выбора в будущем может привести к увеличению скорости смены партнеров или умножению количества партнеров: в новых условиях люди могут меньше переживать за поиск и более решительно расторгать отношения. Это негативно повлияет на сообщества, в которых сохраняется ценность института брака и уверенность в свя́зи этого института и рождения детей как практики "продолжения рода". В то же время для таких практик как полиамория или форматов отношений как бостонский брак наличие таких инструментов может оказаться полезным, потому что они позволяют настроить нетривиальные способы поиска партнеров. Ведь офлайн-пространство более традиционно в широком смысле слова, а онлайн позволяет больше. 

Наш выбор

Похоже, что сама по себе цифровизация не влияет на критерии выбора: выбираем мы по наличию общих интересов и взглядов на жизнь, по уровню образования или заработка, по внешним данным, по религиозной принадлежности и другим параметрам, — а все эти категории берут свое начало скорее в социальных институтах, коллективных пактах о "норме" и культурных традициях. Но технологии могут предложить подбор людей только по самым конкретным категориям из этих, в то время как что-то более тонко настраиваемое учесть гораздо сложнее. 

Вероятно, в будущем возникнет вопрос, насколько и сами пользователи будут готовы описывать в мельчайших деталях, кого они ищут. Эта задача не так проста, какой может казаться: для этого пользователю важно понимать, кто действительно нужен и чем продиктовано это желание; ему необходимо отрефлексировать, каких сценариев из прошлого он избегает, какой травматичный опыт не хотел бы повторять, в конце концов, что нравится, а что — не очень. И это приводит нас к наблюдениям социологов о том, что страны т. н. "первого мира" живут в эпоху терапевтического поворота — ситуации, при которой все чаще озвучивается и принимается ценность терапевтической заботы о себе, а разговоры о субъекте все чаще ведутся языком популярной психологии. В обществе, привыкшему к такому дискурсу, умение детально определить критерии выбора — задача более или менее реальная: словом, в умелых руках цифровой ресурс может быть и полезен.  

Но будет ли в действительности таких осознанных пользователей много и смогут ли они сформировать коллективный запрос на развитие цифровых алгоритмов в сторону совершенствования тонких настроек? И насколько IT-сообщество захочет с этим работать? Пока практика показывает, что если компания — монополист, ей проще установить свои правила, чем подстраиваться под потребителей. 
.

Ожидание и реальность

При этом важно не только то, как мы ищем, но и то, с кем мы знакомимся, — а именно, с цифровым профилем в социальной сети, но не с реальным человеком. Любые социальные сети работают по определенному алгоритму: он устроен так, что пользователь обретает социальный капитал за счет наращивания объема подписчиков, лайков или друзей. Чтобы этого достичь, нужно быть интересным, — причем не столько людям, сколько рекомендательным системам. Поэтому возникает задача создавать личный бренд в контексте того, что принято на той или иной площадке, — а в Instagram, Facebook или в Tik-Tok принято совершенно разное: где-то важно быть смешным, где-то важно быть сексуальным, а где-то — снобски эрудированным. В результате каждый пользователь конструирует репрезентацию, которая может сильно отличаться от реальной личности.

Однако большинство из нас ожидает, что человек, который выглядит определенным образом в онлайн-среде, примерно так же и выглядит в реальности, — и мы нередко испытываем разочарование во время очной встречи. Ведь в обычной жизни люди бывают и скучными, и закрытыми, и не такими яркими, — что никак не соотносится с требованиями или негласными рекомендациями к репрезентации ни одной социальной сети. И если читая книгу и смотря фильм мы понимаем, что все это — система образов, а не реальность, то защищаться рефлексией от интернета человек пока не научился. Во-первых, интернет возник не так давно, а во-вторых, онлайн-среда гораздо более буквальна. Например, развиваются VR-пространства, которые сильно перегружают наши сенсорные системы и потому неосознанно воспринимаются как место получения реального опыта. 

Отношения на расстоянии

При этом интернет стал не только площадкой для знакомств, но и способом поддерживать уже существующие отношения. В пандемию такая любовь на расстоянии стала привлекать внимание исследователей сильнее, чем когда-либо, — ведь в условиях открытых границ и глобального мира всегда есть выбор, а с наступлением 2020 года этот выбор для многих перестал существовать. 

В начале 2021 года в Journal of Psychosexual Health были опубликованы результаты исследования, в рамках которого ученые опрашивали несколько тысяч взрослых людей из десятков стран. В частности, 45% опрошенных отметили влияние COVID-19 на особенности и частоту сексуальных практик. В то же время, половина из этих 45% сообщили о позитивных изменениях в качестве эмоциональных связей с партнерами во время локдаунов, причем даже в случаях необходимости вести отношения на расстоянии. Во многом это было следствием применения инструментов "инновативной" сексуальности. И это возвращает нас к мысли о том, что цифра — это, в первую очередь, ресурс, который предоставляет нам возможности. Результат его использования зависит от того, как мы к этому подойдем.

Но у многих пар встреч в реальной жизни после пандемии стало гораздо меньше или они исчезли вовсе. И это, с одной стороны, создает серьезное напряжение, а с другой, меняет специфику взаимоотношений: мы неизбежно пытаемся перенести в онлайн ту теплоту и близость, которая обычно присутствует с людьми в реальности. Но онлайн-среда не в состоянии передавать все сенсорные переживания и весь привычный эмоциональный диапазон. Поэтому мы понимаем, что один из эффектов распространения отношений на расстоянии — снижение эмпатийности между людьми и минимизация сложных обертонов чувственности, которые есть в близких отношениях. 
.

Интимные переписки и киберсекс

Романтическая коммуникация в интернете породила и новые практики — пересылки личных фотографий, сообщений интимного содержания, что впоследствии было названо емким термином секстинг; также появился киберсекс, который может принимать форму интимных веб-съемок или созвонов (в том числе, с использованием дистанционно управляемых секс-игрушек). И если взаимодействие с партнером в спальне — дело в общем-то приватное, то отправка контента через интернет потенциально может быть обнародована. 

Это создает еще один непростой вопрос — как быть уверенным в том, что эти материалы никогда не будут использованы для порномести? Именно здесь возникает серая зона, и она во многом наследует в принципе восприятию секса как чего-то табуированного. Таких серых зон всегда было достаточно много: для примера можно вспомнить о том, как устроена секс-работа в разных странах. В Нидерландах и Германии секс-работа и бордели легальны, в Италии и Польше секс-работа легальна, но не регулируется, при этом бордели нелегальны; в Швеции криминализирована покупка секс-услуг; в России и Украине секс-работа полностью нелегальна, — и единства мнений здесь не будет никогда.

Поэтому ответ на этот вопрос сегодня заключается в том, что онлайн-среда — пространство публичное, а не приватное. Наши переписки анализируются ботами, их исследуют правоохранительные органы, по ключевым словам выявляя потенциальных нарушителей тех или иных норм. Как минимум наличие этих явлений означает, что вся информация, которой пользователи обмениваются в сети, потенциально имеет публичный статус. Отсюда вытекает вывод, который понравится далеко не всем: пользователю не стоит отправлять материалы, которые на его или ее взгляд могут представлять опасность в будущем. А какая это информация — каждый решает на личном уровне.
.

Неправильные выводы

Кроме того, важно помнить, что сеть — игрушка далеко не только для взрослых: к примеру, согласно данным 2018 года интернетом пользуются почти все дети в России в возрасте от 5 до 11 лет — степень проникновения среди них достигает 93%. Среди возрастной группы 5–7 лет в интернет выходят 89%, а среди 8–11 лет — 97%. В то же время, согласно исследованиям Лаборатории Касперского, в период с мая 2018 по май 2019 года 14,9% всех детских поисковых запросов составляла порнография, — хотя анализ включает в себя детей и подростков до 16 лет. 

При этом в России с 2012 года действуют поправки к закону "О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию", которые запрещают "изображать и описывать действия сексуального характера" детям до 16 лет. Эти поправки оказываются серьезным препятствием для сексуального образования, так как даже информирование о методах контрацепции может считываться как описание действий сексуального характера. Таким образом, порнография оказывается де-факто доступна, а образование — нет.

В результате первое детское знакомство с сексом происходит через ненормативный контент, в котором половой контакт не требует активного согласия, контрацепции и средств защиты от инфекций, передаваемых половым путем; напротив, нередко он включает в себя калечащие и насильственные практики. В отсутствие какого-либо противовеса подросток со временем может начать воспринимать такую логику взаимоотношений как адекватную и правильную. 

Можно предположить, что для защиты детского сознания стоит сделать невозможным доступ и к порнографии. Однако это оказывается задачей невыполнимой: блокировки одних ресурсов приводят к появлению других, — в результате если не первая, то пятая строчка в google-поиске позволяет открыть порно-контент даже без подтверждения совершеннолетия. Похоже, единственное, что могло бы стать решением этой проблемы — многообразие просветительских продуктов, которые рассказывают о взрослении и сексуальных практиках иначе. И отсутствие ханжества со стороны взрослых, в том числе, устанавливающих правила игры в обществе. 
.

"Распутное" общество

После 60-х годов прошлого века во всем мире относительно детабуизируется тема секса, тема отношений, возникают новые волны феминизма, а в XXI веке — и постфеминизма. Как следствие разговор о сексе становится более возможным, допустимым и открытым. К этой тенденции цифровизация добавляет скорость обмена информацией и доступ к ней. В результате мы видим, как качается маятник общественной нормы: после времени запретов и стыда всегда приходит время бурного обсуждения и открытости. 

Такие перемены позволяют развиваться обсуждениям сексуальных практик и их многообразия, повышают уровень их безопасности. При этом, конечно же, сегодня общество не становится более сексуально распущенным, мы скорее начинаем более открыто говорить о том, что раньше стыдливо замалчивалось и нередко становилось поводом к общественной стигме. 
postnauka.ru
© ФГУП «ГосНИИПП», 1989-2024